Репринтное воспроизведение издания 1911 г. М.: Новый ключ. 2003. 168 с.
Небольшая биография историка Карамзина написана последним владельцем усадьбы Остафьево графом Павлом Сергеевичем Шереметьевым, потомком двух московских родов - Шереметьевых и Вяземских. В распоряжении Шереметьева были заметки и письма князя П.А. Вяземского, который был связан с Карамзиным семейными и дружескими узами. Также Шереметьев приводит выдержки из воспоминаний современников Карамзина и писем самого историка. В книге описана не только усадебная жизнь Остафьева, но и передана атмосфера московского образованного общества начала XIX века. Вспомнилась чудесная прогулка по усадьбе Остафьево прошлой осенью
Особенно актуальными мне кажутся приведенные в книге слова Карамзина: «История не роман; ложь всегда может быть красива, а истина в простом одеянии нравится только некоторым умам опытным и зрелым».
Оценка патриотизма Карамзина приводится из записок Ф.Ф. Вигеля: по его словам у историка была «просвещенная любовь к отечеству», которая в то время угасала «между высшими сословиями от беразссудной страсти к иноземному» и отличалась от грубого, самохвального «патриотизма провинциалов и невежд».
Некоторые любопытные факты из книги о «грибоедовской Москве», привычках Карамзина и художественном стиле Карамзина.
О грибоедовской Москве
Из письма князя П.А. Вяземского князю Д.А. Оболенскому приводится замечание Вяземского о «грибоедовской Москве», о невозможности распространять это понятие на всех москвичей начала ХХ века: «Я родился в старой Москве, воспитался в ней, в ней возмужал; по наследственному счастию рождения своего, по среде, в которой мне пришлось вращаться, я не знал той Москвы, которая так охотно и словоохотливо рисуется под пером наших повествователей и комиков. Может быть, в некоторых углах Москвы и была, и вероятно была фамусовская Москва. Но не она господствовала: при этой Москве была и другая – образованная, умственною и нравственною жизнью жившая Москва. Москва Нелидинского, князя Андрея Ивановича Вяземского, Карамзина, Дмитриева и многих других едномысленных и сочувственных им личностей. Своего рода Фамусовы найдутся и в Париже, и в Лондоне, и каждый их них будет носить свой отпечаток. Грибоедов очень хорошо сделал, что забавно, а иногда и остроумно посмеялся над Фамусовым и обществом его, если пришла ему охота над ними посмеяться. Не на автора обращаю свои соображения, свою критику: он в стороне, он посмеялся, пошутил, и дело свое сделал прекрасно. Но виноват, и подлежит такому же осмеянию те, которые в карикатуре, мастерскою и бойкою рукою написанной, ищут и будто находят исторически верную, так сказать буквальную истину.» От себя хочется добавить – а ведь за историческую истину компания из «Горе о ума» выдается в учебниках по литературе, и школьники так и воспринимают старое общество.
О жизни Карамзина в Остафьеве известно по воспоминаниям князя П.А. Вяземского:
«Карамзин был очень воздержен в еде и в питии. За обедом начинал он с вареного риса, которого тарелка всегда стояла у прибора его, и часто смешивал он рис с супом. Вечером около 12 часов съедал он непременно два печеныя яблока. Но как никогда не писал он наобум, так и есть наобум не любил. В этом отношении был он взыскателен. У него был свой слог и в пище: нужны были припасы свежие, здоровые, как можно более естественно приготовленные. В 1816 году обедал он у Державина. Обед был очень плохой. Карамзин ничего есть не мог. Державин был более гастроном в поэзии, нежели в домашнем очаге».
О стиле Карамзина:
Ф.Н. Глинка спросил однажды Каразмзина «откуда взяли вы, Николай Михайлович, такой чудный слог? Он отвечал: из камина. – Как из камина? – А так: я переводил одно и тоже раз, два и три раза и прочитав и обдумав, бросал в камин, пока наконец доходил до того, что мог издать в свет».